Слово победителям Симоновского конкурса—2018
СНЕГИРИ Рассказ
…Я знаю, ты рядом со мною
Сто раз свою грудь подставлял.
К. Симонов. Безыменное поле.
Каждую зиму в Мареевку, деревушку в одну улицу, прилетала стайка снегирей. Едва просёлок укрывался белым покрывалом – птицы тут как тут, на пустыре, напротив хаты Листратовых. В эту пору фронтовик Павел Максимович Листратов оставлял дела и устраивался у окна своей старенькой избы и с замиранием сердца следил, как красавцы-птицы в красных галстуках кормились на сухих репейниках.
Его худенькая, миловидная жена Анна Петровна или Анюта, как ласково называет её Павел Максимович, в такие минуты старалась не тревожить старика. Кому, как не ей знать, что снегири для Павла это отдельная, судьбоносная история. Впрочем, как и для неё…
Суровой зимой 41-го их стрелковый батальон вёл тяжелые бои под Москвой. Между боями командир батальона капитан Онуфриев, бывший начальник одной из западных погранзастав, седовласый сибиряк с волевым лицом, стремился организовать разведку, чтобы досконально знать силы и средства противника на передовых рубежах.
В тот ноябрьский день был тяжёлый бой за хутор Вьюнки, приютившийся у подножья небольшой высотки. Немцы, уверенные в своём превосходстве, как оголтелые бросались в атаку, но батальон Онуфриева выстоял, не отступил. После обеда наступило затишье. Видимо, немецкое командование, наткнувшись на ожесточённое сопротивление, решило попытаться обойти высотку с флангов.
Получив передышку, наши бойцы старались успеть залечить раны, согреться, запастись боеприпасами. Тем временем комбат отдал команду посыльному: «Листратова и Назаревича ко мне!»
Вскоре разведчики стояли перед комбатом навытяжку.
— Присаживайтесь, — жестом показал Онуфриев на широкую лавку в штабной землянке, – вот для вас горячий чай. — Капитан поставил на грубо сколоченный стол алюминиевые кружки, положил несколько черных сухарей. – Поговорим о деле. Надо срочно выяснить обстановку на передовой у немцев. Нам важно знать, что они затевают. Не скрою, риск велик, придётся идти белым днём, но ждать нельзя. В любую минуту наступление немцев может возобновиться. Очень рассчитываю на вас. Старшим назначаю сержанта Листратова.
— Слушаюсь, — встал и вытянулся в струнку Павел.
— Если задача ясна – облачайтесь в маскхалаты и с Богом. Комбат вышел из-за стола, поочерёдно пожал руки разведчикам.
Проходя мимо землянки, где находился полевой лазарет, Сергей Назаревич, худенький, невысокий боец, похожий на мальчишку, сказал:
— Надо на минутку к Анюте забежать.
— Жду тебя у обгорелой берёзы, — кивнул за бруствер окопа Павел.
Назаревич догнал Павла, когда тот, укрывшись за почерневшей от копоти берёзой, намечал маршрут передвижения: «С Анютой не увиделся, — с сожалением сказал Сергей. – Перевязывает раненых. И с горечью добавил: «Впервые иду в разведку без её благословения».
— Ничего, даст Бог, после увидитесь, — успокоил друга Павел. – Давно хотел тебе сказать, — замечательная девушка, твоя Аня. С виду хрупкая, а как стойко переносит трудности фронтовой жизни, да ещё на передовой. Никогда не слышал от неё жалоб. Раненым часть сердца отдаёт. Не зря бойцы её так любят. Завидую тебе по-доброму, Серёга…
— Ранение у меня под Могилёвом было очень тяжёлое — шансов выжить не было. Но Аня спасла меня, вытащила с поля боя под пулями и выходила. Я тогда поклялся: если выживу, то женюсь на ней. Но побаивался – красавица редкая. К счастью, приглянулись друг другу. Закончится война, увезу Анюту под Кричев, в родное село Серебряный Ручей, сыграем свадьбу. Всех фронтовых друзей приглашу. Построю новый дом. Анюта нарожает красивых детей. И заживём на славу…
По снежной целине разведчики по-пластунски добрались до села Понизовье, на окраине которого окопались немцы. У небольшой балки друзья затаились в зарослях крушины, и долго наблюдали за скрытым перемещением противника, вели счёт технике и живой силе.
Ближе к вечеру, когда за балкой заалел закат и горизонт вспыхнул ярко-кровавым заревом, разведчики, продрогшие до костей, спустились в овраг и стали пробираться к своим позициям. Бойцы поднялись по склону вверх, и решили передохнуть, прежде чем пересечь занесённую снегом поляну. И здесь, на сплошь торчащем из снега репейнике, Назаревич увидел стайку красногрудых снегирей, повисших на заиндевелом былье, словно волшебные фонарики.
— Павел, посмотри, какая красота, — прошептал Сергей. – Будто и нет войны. Живут, кормятся. В детстве снегири часто гостили в моей деревне. Мне так хотелось подержать этих красавцев в руках. Соорудил ловушку, насыпал мякины. И как же я радовался, когда в петлю угодил пухлый красногрудый снегирь! А когда освобождал его, почувствовал, как трепещет птичье сердечко. Мне стало жаль красавца-снегиря. Я погладил его, прикоснулся щекой к розовому брюшку и отпустил…
Разведчики старались не потревожить птиц, но снегири заметили бойцов и тотчас взметнулись стайкой, стряхнув с былья лёгкое облачко инея. Бойцы выдержали паузу и ползком поднялись на вершину склона. И тут Павел услышал треск, будто кто-то сломал рядом сухой сучок. Он посмотрел на Сергея и увидел, что тот уткнулся головой в снег.
Сержант тихо позвал друга — тот не ответил. Павел тронул его за плечо. Сергей чуть приподнял голову, прошептал: «Сбереги Анюту… и ребёнка». И тотчас затих. Листратов повернул тело разведчика на бок и увидел на его маскхалате и на снегу алые пятна. «Серёга спас меня. Принял мою пулю на себя», — пронеслось в голове у Павла.
Укрывшись в овраге, Листратов окоченевшими руками перевязал раненого друга. Тем временем стало темнеть. Не теряя ни минуты, сержант уложил Сергея на плащ-палатку и ползком потащил за собой. В пути пытался приободрить истекающего кровью разведчика:
— Ничего, Серёга, сдюжим! На Буйничском поле под Могилёвом было тяжелее. Но выстояли и вырвались из окружения. Потерпи, брат, скоро доберёмся до своих. А там твоя Анюта выходит тебя, поставит на ноги. Задание мы выполнили. Комбат был прав — немцы хотят обойти нас, взять в кольцо, но у них ничего не выйдет. Хутор им не по зубам…
Сумеречные тени густо укутали снег, когда Павел подтащил к берёзе закоченевшее тело друга. Здесь его встретили бойцы и комбат.
-Как это случилось? Снайпер обнаружил? – сжал скулы Онуфриев.
— Малость поспешили, не дождались темноты, — упавшим голосом произнёс Павел. — Хотели быстрее доложить о выполнении задания…
— Жаль, такого разведчика потеряли, — с горечью произнес комбат.
Павел видел, как подбежала к Сергею Анюта, как упала на снег. Он стоял в сторонке, жадно тянул сигарету, наблюдая, как Анюта, уткнувшись в окоченевшее тело Назаревича, плакала и что-то шептала. …В последнюю зиму снегири в Мареевку не прилетели. Анна Петровна заметила, что Павел Максимович затосковал, поник. Фронтовик не находил себе места, до темноты сидел у окна и вздыхал.
Анна Петровна встревожилась, позвонила сыну Сергею. Тот приехал, поговорил с отцом. Достал из сумки магнитофон, включил. Мужской голос сообщил: «Для фронтового разведчика Павла Максимовича Листратова, из деревни Мареевка, исполняем песню Юрия Антонова «Снегири». Зазвучала гитара, и артист проникновенно запел: «Эта память опять от зари до зари беспокойно листает страницы, и мне снятся всю ночь на снегу снегири, в белом инее красные птицы…»
Павел Максимович разволновался. На глазах выступили слёзы. Он встал, крепко обнял сына… И теперь, как только сгущаются ранние зимние сумерки, Павел Максимович включает магнитофон и слушает песню, будто написанную для него и о нём: «Мне всё снятся военной поры пустыри, где судьба нашей юности спета. И летят снегири, и летят снегири через память мою до рассвета…» Рядом устраивается Анна Петровна и, слегка прислонив седую голову к плечу мужа, слушает волнительную песню, вспоминает далёкие фронтовые годы, друзей-однополчан и не может сдержать предательские слёзы.