КИРЕЕВ Эдуард Павлович

В августе месяце шестого числа 1938 года в городе Брянске в семье рабочего Брянского завода им. С. М.Кирова родился второй сын, которого назвали Эдуардом – старшему сыну, Виктору,  в это время было уже 2 года. В 1940 году в начале сентября родился и третий сын – Анатолий.

Отец, Киреев Павел Сергеевич, уроженец деревни Добрунь, работал на заводе в кузнечном цехе кузнецом холодной ковки.  Мать, Аниканова Наталья Петровна, уроженка деревни Тиганово, до замужества работала наёмной работницей в доме Полянских. После замужества – домохозяйка. Мать-героиня 2-й степени.

В июне 1941 года, когда началась война,  отца, призвали в Армию.

Война всё ближе и ближе приближалась к городу. Участились налёты фашистской авиации. Во время одного из таких налётов дом, в котором проживала семья, прямым попаданием авиационной бомбы был разрушен до основания и семью, оставшуюся без крыши над головой, переселили в пустующий дом на улице Васильевской, недалеко от 2-й Городской больницы. Жильцы из этого дома уже успели эвакуироваться за Урал, оставив всю мебель и часть вещей.    Проводив мужа на фронт, мать осталась с детьми одна в большом холодном доме: без денег, без дров, без продовольствия. С наступлением морозов ходила по развалинам, искала и несла домой всё, чем можно было протопить печь, чтобы хоть как-то можно было обогреть детей. Когда ничего не удавалось найти, рубила на дрова мебель  и ею топила печь. Но пришло время, и в доме не осталось ничего, что ещё могло сгореть в печке, и тогда она стала жечь книги.

Книг в доме было очень много: в золотистых твёрдых обложках они рядами заполняли застекленные шкафы. Их было столько, что многие, не поместившиеся на полках, стопками лежали на полу у стены. Книги битком заполняли и стоявший в углу большой комнаты огромный деревянный сундук с окованной крышкой, но для неграмотной женщины они не представляли, совершено, никакой ценности и годились только лишь для топки печки.

На дворе было холодно, одеть было нечего, дети целыми днями сидели дома и, листая страницы книг, рассматривали картинки. Случалось, что мать в поисках продуктов надолго отлучалась из дома, тогда приходила соседка, которая оставалась присматривать за малышами. Вечерами, укладывая их спать, зашторив плотно окно, она брала с полки книги и при свете чадящей лампадки читала им увлекательнейшие истории и сказки…

Но скоро всё это кончилось…

Как-то холодной январской ночью в дом ворвались немцы и выбросили семью на мороз. Их подобрал проезжавший мимо на санях полицай и перевёз в уцелевший после бомбёжек и пожаров барак, в котором оказалась свободная квартира. В этом же бараке жили и родственники полицая.

Низенькое деревянное строение, наспех построенное в начале тридцатых годов для расселения семей рабочих завода, поделённое на двадцать четыре квартиры комнатушки – это и было то, что впоследствии называлось: барак №3. Располагался он по Трудовому переулку, который начинался от Васильевской улицы, круто спускался к глубокому оврагу «Верхний судок» и дугой недалеко от него вливался в Трудовую улицу. Вокруг располагались частные деревянные дома с уцелевшими фруктовыми садами, и летом барак оказывался как бы внутри зелёной зоны.

Квартира, которая им досталась, с трудом можно было назвать квартирой: три стены с обвалившейся штукатуркой, из-под которой выглядывала дранка, разбитая завалинка и больше ничего: ни дверей, ни пола, ни рам в оконных проёмах, ни печки – только битый кирпич  да осколки стекла, густо припорошенные снегом.

В течение нескольких недель – с помощью соседей-стариков квартиру удалось отремонтировать: один сосед настлал пол, застеклил и вставил в окна рамы, подогнал и навесил двери. Другой, бывший заводской печник, сложил кухонную плиту с конфорками и лежанкой. Материалы доставали на развалинах разбитых и сгоревших домов.

С большим трудом, голодные и раздетые, не имея топлива, семья переживала зиму 1942 года.

По ночам стали прилетать и кружить над городом русские самолёты – они бомбили железнодорожные станции, аэродром, госпиталь и казармы немецких солдат.

Услышав гул самолётов, мать быстро одевала детей и пряталась с ними в заранее выкопанном кем-то окопчике.

В городе нудно выли сирены, где-то что-то взрывалось и тогда барак весь, словно в испуге, вздрагивал, а в той стороне, откуда слышались разрывы, небо надолго окрашивалось заревом пожарищ.

Из окопчика было видно, как по небу торопливо и размашисто рыскали белые лучи прожекторов. Поймав в перекрестье серебристую фигурку самолёта, они цепко хватали её и держали в своих объятиях, не давая выскользнуть. И тут, словно спохватившись, расцвечивая небо яркими вспышками разрывов, начинали стрелять пушки.

Во время одной такой бомбёжки, одна из сброшенных с самолёта бомб,  не найдя своей цели, упала к соседке в огород, почти рядом со стеной барака, но не взорвалась, только сильно встряхнула стены да выбила ударной волной все стёкла в окнах, другая попала в здание госпиталя. Пробив крышу и два этажа, она взорвалась в подвале, выбросив наружу всю картошку, хранившуюся там.

Не обращая внимания на не прекращавшуюся бомбёжку, жители окрестных домов кинулись её собирать. Картошка на снегу уже успела замёрзнуть, и была твёрдой словно камень.

К тому времени, когда прибежали немцы и стали разгонять людей, мать успела набрать картошки столько, что даже с помощью соседки с большим трудом еле дотащила её домой.

Размораживали картошку в корыте, залив холодной водой. Оттаяв, она стала мягкой и уже на другой день начала источать неприятный гнилостный запах, к тому же и на вкус была непривычно сладкой.

Чтобы картошка совсем не пропала, мать тёрла её на тёрке, вымывала крахмал, а из картофельных выжимок жарила оладушки. Возможно, благодаря этой картошке, семья смогла продержаться и кое-как дожить до весны.

Весной стало немножко легче: вдоль уцелевших заборов проросла молодая крапива, по склонам оврага зазеленел щавель, пошла в рост лебеда. Когда оттаяла земля, стали выходить на заброшенные с осени огороды и откапывать оставшуюся в земле перемёрзшую, имевшую  вид сморщенных серых комочков, картошку – из этой картошки мать жарила хрустящие «лындики-тошнотики», от которых потом мучительно болел живот  и сильно тошнило.

В надежде раздобыть хоть каких-нибудь продуктов, мать всё чаще вынуждена была уходить в деревни к родственникам. Её не было по несколько дней, и всё это время дети оставались одни под присмотром старшего брата Виктора. Иногда в походах по деревням ей улыбалось счастье – и тогда она приносила немного муки или хлеба. Но бывали и такие дни, когда ей удавалось достать и принести детям лишь несколько штук сахарной свеклы или брюквы. Из брюквы, крапивы и щавеля варила что-то наподобие борща; пареную свеклу ели просто так, или же мать готовила из неё сладкие конфетки. Но не было соли – дети с отвращением глотали пресное невкусное варево, которое не лезло в горло, капризничали, и с каждым днём всё больше слабели от голода.

Почти в конце Васильевской улицы, в здании напротив 2–й Городской больницы находился немецкий госпиталь – через дорогу от него в большом доме Головановых разместился их штаб. Недалеко от барака на самом краю оврага – конюшня с огромными конями, а по другую сторону оврага – пекарня, куда, иногда, окрестная ребятня бегала выпрашивать у пекаря хлеб. Но немцы и сами наведывались в барак: они приносили женщинам в стирку грязное бельё. Расплачивались за работу кто и когда как: кто хлебом, кто куском дурно-пахнувшего мыла, но чаще всего – ничем. Приходилось стирать и матери.

Два раза в неделю в барак приходили полицаи и уводили женщин делать уборку в госпитале и в штабе. В один из таких дней, увязавшись за матерью, Виктор попал в штаб. Немцы, освободив помещение для уборки, вышли в сад. Пока женщины мыли и убирали в кабинетах, Виктор, воспользовавшись отсутствием немцев, подошёл к столу, на котором стояла какая-то коробка с трубкой, быстро отсоединил провода, сунул коробку под рубашку и никем не замеченный убежал домой.

Когда немцы спохватились и начали искать злоумышленника, Виктор уже успел разобрать аппарат и, сидя в заросшей лопухами и травой воронке, развлекал Эдика, гоняя магнитами по обгоревшему сиденью от стула ржавые гвозди. Наигравшись, они там же и уснули.

Немцы несколько раз подходили к воронке, но разве могли они подумать, увидев в ней спящих маленьких детей, что это и есть те самые злоумышленники. Они оттаскивали лающих, рвущихся с поводков собак и уходили. Но вечером, когда дети вернулись домой, да ещё и аппарат притащили с собой, мать задала им хорошую трёпку, а аппарат тайком от соседей унесла и утопила в туалете.

Весной 1943 года матери удалось раскопать на краю оврага маленький участок земли под огород и засадить его глазками картошки. Целую зиму она собирала и хранила в мешке с золой картофельные очистки, чтобы вырастить урожай.

Хорошо запомнился один день лета 1943 года: они возвращались с огорода домой и тут в небе над ними послышался гул самолётов – в небе шёл воздушный бой нашего истребителя с двумя немецкими. Казалось, самолёты кружились над самой головой, с рёвом гоняясь друг за другом. Пули их пушек и пулемётов долетая до земли, срубали ветки и листья со старой груши, под которой пряталась мать с детьми. Плотно прижавшись к шершавому стволу, они со страхом наблюдали за боем. Один немецкий самолёт задымился и, завывая, понёсся  к земле. Но вот и от советского самолёта потянулась струйка чёрного дыма, потом он вспыхнул и стал падать. От него отделилась маленькая фигурка человека и полетела вниз, но вскоре над ней раскрылся белый купол парашюта, и она медленно стала опускаться к земле.

Лётчика немцы поймали. Когда его под охраной немецких солдат и двух полицаев вели по улице в штаб, из своего дома выскочила соседка бабушка Маруся Гурецкая и бросилась к лётчику, протягивая ему кринку с молоком. Ударом приклада полицай выбил кринку у него из рук. Лётчик был в коричневой куртке, и молоко выплеснулось ему на грудь, оставив на куртке мокрый белый след. Что стало с ним в дальнейшем никто, так и не узнал.

В начале сентября 1943 года мать повела детей навестить дедушку. Жил он на Карачиже у старшей дочери и так получилось, что они попали в устроенную немцами облаву. Их впихнули в общую колонну, и, присоединяя по пути к колонне всё больше и больше людей, погнали через окрестные деревни на запад. По дороге, расстреляв несколько человек, пытавшихся убежать, немцы догнали колонну до деревни Трубчино и оставили людей на ночь в логу. Но уже утром их освободили солдаты Красной армии.

И был в честь освобождения города первый артиллерийский салют, и первое увиденное на стене барака кино под названием «Котовский», которое крутила для жителей барака солдатская кинопередвижка, и была публичная казнь фашистского генерала, палача ефрейтора и бургомистра города. И барачные ребята бегали смотреть на повешенных. Но это было зимой, а летом 1944 года сильно истощённых и обессиленных от голода детей у матери забрали и отправили в Жуковку в детский санаторий.

А какое было ликование, сколько было радости и слёз, когда сообщили о конце войны.

Соседи плача бегали из квартиры в квартиру, стучали друг другу в окна, обнимались, целовались и кричали одно лишь слово – «Победа!»

Для детей же это означало одно – скоро вернётся папка. К этому времени семья уже знала – папка жив и, даже, почтальон принёс от него письмо с фотокарточкой.

В ноябре 1945 года отец приехал в отпуск, а через год и совсем вернулся домой. В своём солдатском вещмешке привёз семье подарки: десяток  сухих брикетов — концентратов разных каш, жене отрез на платье. Не забыл и о детях: каждому привёз по книжке-раскраске с картинками про трёх поросят, по тетрадке для рисования и по карандашу.

Много их было потом в жизни книжек: с картинками и без, интересных и не интересных, но эти были первые, к которым прикоснулся карандаш, первые, которые дети смогли потом, хоть и по слогам, прочитать сами.

К книгам  Эдуард пристрастился, как только научился читать. Они манили и притягивали его к себе. За чтением он забывал и про домашние дела, и про невыученные уроки, и про то, что надо было помогать матери присматривать за маленькой сестренкой, которая родилась в марте 1948 года. В январе 1951 года родилась ещё одна сестра — Татьяна, а в декабре 1953 года родился младший брат Владимир.

Семья росла, а работник был один – отец. Виктор, чтобы как-то облегчить жизнь семьи поступил в ремесленное училище на казённое обеспечение и через два года, окончив его, уехал по распределению в город Ангарск.

В шестнадцать лет, получив паспорт, Эдуард оставил школу и пошёл работать на стройку учеником каменщика. Получив рабочий разряд работал на стройках города, а в начале июня 1956 года уехал в Кемеровскую область, где так же работал на стройке. В декабре этого же года вернулся в Брянск. В сентябре 1957 года был призван в ряды Советской армии. После армии работал в Брянске на стройке монтажником-бетонщиком. В апреле 1959 года уехал на целину в Западный Казахстан. Работал в зерносовхозе прицепщиком, трактористом, стригалём на стрижке овец. В июле 1959 года был направлен на учёбу в Теректинское училище механизации.

Получив аттестат механизатора широкого профиля, работал в совхозе трактористом. Женился, но семейная жизнь не сложилась и семья распалась. В 1961 году по семейным обстоятельствам вернулся в Брянск и поступил на Брянский завод Полупроводниковых приборов дизелистом на компрессорную станцию. В 1962 году женился. В 1963 году родилась дочь Галина.

Работая на заводе, неоднократно направлялся в командировки в районы целинных и залежных земель для оказания помощи в уборке урожая: работал комбайнёром на Алтае, Целиноградской и Западноказахстанской областях, а так же трактористом в колхозах Брянской области.

С октября 1966 года по декабрь 1969 года работал в одной из воинских частей Группы Советских Войск в Германии. Вернувшись, продолжал работать на заводе и учиться в Школе рабочей молодёжи. В 1972 году получил аттестат зрелости.

В сентябре 1990 года после перенесённой операции по  состоянию здоровья с завода уволился.

До марта 1991 года работал в кооперативе художником-оформителем. После ликвидации кооператива поступил на Брянский Машиностроительный завод слесарем-сборщиком в цех товаров народного потребления, где и проработал до 1999 года. С завода уволился по достижению пенсионного возраста.

И в школе, и на производстве  постоянно занимался общественной работой: оформлял стенгазеты, рисовал в них шаржи и карикатуры, сопровождая их зарифмованными короткими заметками.

Стихи впервые были опубликованы в 2003 году в «Брянской учительской газете», а с 2004 года начал писать и рассказы.

Автор книги рассказов «Дедовы байки» и «Мозаика жизни».

Состоит членом Брянского областного литературного объединения при Союзе Писателей России. Проза публиковалась в альманахе «Литературный Брянск», «На земле Бояна», «Венецианская мозаика».

В 2014 году принят в Международный союз писателей и мастеров искусств.

В 2016 году принят в Союз Писателей России

Умер 10 мая 2020 года. Похоронен в городе Брянске.

 

Читальный зал

Произведения наших авторов

Надежда Кожевникова — о войне

Возьми меня, мой милый, на войну               Возьми меня, мой милый, на войну! Ведь ты

Брянские писатели – о войне и СВО

Стихи и проза брянских авторов на военную тему

Надежда Кожевникова. Мариупольский Хатико

17 марта 2022 года. В Мариуполе идут упорные бои. Местные жители пытаются покинуть город, выставляют

Надежда Кожевникова. Вспомним трагедию Хатыни!

                                 Вспомним трагедию Хатыни!                22 марта 1943 года зондеркомандой (118 полицейский батальон, командир

Надежда Кожевникова. Россия. Провинция. Город Новозыбков.

   1.      1986 год. Авария на ЧАЭС. Нас, несколько женщин с детьми (юго-западные